– Картошку вот сделала, да колбаса была – порезала, а могла бы курочку зажарить, – сокрушается Мария Ильинична, гремя сковородкой у печи. – Я же думала – розыгрыш, не приедете. Ведь все-таки кто я сейчас? Времени столько прошло…
Бывшая проводница элитных поездов Мария Крупенич теперь живет на своей малой родине – в деревне Хотыничи, что недалеко от города Ганцевичи. Отсюда она когда-то уезжала в Минск за лучшей долей, сюда же возвратилась сегодня.
– Салом вас еще угощу, – говорит 63-летняя пенсионерка, открывая дверцу холодильной камеры. – Когда тут про африканскую чуму заговорили, мы своих двух свиней решили забить на всякий случай и купили морозильник. Хотя до наших мест болезнь не дошла, но недалеко было.
В 1975 году Крупенич появилась на обложке июльского номера белорусского журнала «Работніца і сялянка».
– У нашего бригадира как раз был день рождения. Я накрутила бигуди, мы с девочками собрались в ГУМ за подарком. А мне позвонили и сказали зайти в редакцию. Завязала поверх лба платок и пошла. А там хотели посмотреть, есть ли тут вообще что снимать. В итоге фотограф посмотрел на меня и говорит: «Не знаю, не вижу я тут лица».
Вечером Мария сходила с подругами на день рождения. Начальнику подарили большие настольные часы.
– А назавтра наша бригада заступала в рейс. Не помню точно, куда именно. Мы вначале ездили на Донецк, а потом нас как лучших поставили на Сочи. Скорее всего, это был именно на Сочи. И вот после планерки мы выходим, а снаружи уже корреспонденты. Они меня взяли и сфотографировали на высокой платформе.
Почему выбрали именно Марию? Работала хорошо и была в бригаде комсоргом.
– Почти каждый год получала значки «Отличник пятилетки». Целый мешок значков этих у меня был. Одно время хранила, а потом собралась и завезла детям своей сестры – они с ними играли. Один у меня только остался, – показывает золотистую звездочку собеседница.
Да и вся бригада была передовой – одной из лучших на Минском вагонном участке. Было чем перед журналистами похвастаться.
– Ведь как тогда, бывало, другие работали? Белье уже использованное кропили водичкой, проглаживали и по второму кругу пассажирам выдавали, а деньги себе брали. Это называлось «китаец». У нас же бригада была – чая побольше продать, постелей, культурно обслужить пассажиров…
Кроме фото на обложке в журнале вышла и корреспонденция, подписанная «М. Крупенич». Речь в ней о том, что надо доводить качество работы проводниц обычных поездов до уровня элитных.
– Но на самом деле автор у этой статьи другой, конечно, – признается железнодорожница. – Журналисты меня расспросили, а потом сами подготовили, но от моего имени. Хотя я даже гонорар получила – рублей 15, наверное. И на работе премию дали.
Родилась Мария Ильинична в 1952 году. И, как признается, жизнь в деревне была нелегкая. Причем не только потому, что время шло послевоенное:
– В семье мы жили трудно: отец пил, бил мать. Нас было четверо детей, я самая старшая – когда родители уходили, все на мне оставалось. Стирала, убирала, корову доила. Тогда еще было такое, что свиньи прямо по улицам ходили, и их тоже надо было пасти.
По словам Марии, им очень помогали бабушка и дедушка – мамин отец.
– Он пошел на войну, попал в плен, а потом оказался в Англии. И начал присылать оттуда всякие вещи: хром на сапоги, насыпку для подушек, ковры, ткани… – перечисляет собеседница. – Все это дефицитом было раньше. А затем и сам сюда приехал и умер здесь.
В деревне тогда хотелось другой жизни. Поэтому понятна радость девушки, когда, окончив школу, со второго раза она поступила в Минск, в железнодорожное училище. Пошла сюда, потому что понравились проводницы, когда ехала однажды с мамой в купе поезда.
– Отучилась год, сдала экзамены и пошла на практику. Бригадир оставлял лучших у себя. Зарабатывали мы, конечно, много. Начали одеваться хорошо, маникюр делать, на танцы ходить. Стала на очередь на кооператив, квартиру строить – помню, в три часа ночи ходили занимать.
Хотя первое время было все-таки тяжело, говорит Мария Ильинична.
– Печенье получим пассажирам, а деньги заложим и кушаем сами, – вспоминает она. – Я теперь его терпеть не могу – наелась. Помню еще, что унитазы в поездах были фарфоровые, как в квартире. Пассажир разобьет, а нам надо думать, кто платить за это будет. Полотенца, простыни, ложечки и подстаканники часто еще воровали.
Одной из постоянных бед проводниц были мужские домогательства.
– В Донецке был у меня поклонник – санитарный врач, который приходил проверять состояние вагона. Верзила такой, до третьей полки головой доставал, – всплескивает руками Мария Ильинична. – Проверит, запишет, что все в порядке, и сидит. Я начала жаловаться бригадиру, так он в следующий раз взял и недокурок положил наверх – напишу, говорит, что у тебя нашел. Но с тех пор я его не видела.
Хотя были в работе, конечно, и приятные моменты. Например, вскоре Мария начала обслуживать вагоны на Берлин, Варшаву, Прагу.
– В Берлине было не очень – мы приезжали вечером, а утром уже назад. Поэтому что и покупали за марки, так только курицу в местном «гаштете», а еще мятный ликер и жвачки. Зато в Праге целый день стояли – оттуда везли кофточки, чешское стекло, бусы. То же и с Варшавой – насобираешь злотых и ходишь часами по рынку…
В деньгах проводницы были ограничены. Каждый раз им выдавали справку на 10 рублей.
– Мы ходили в банк, меняли деньги и на них покупали. У нас была книжка такая, куда записывали, сколько поменяли и сколько потратили. Полякам было все равно, а вот в Бресте пограничники сверяли расход и приход.
Да и вообще, контролировали девушек строго. Проводили беседы и брали подписку.
– Говорили, как вагоны закрывать: закрыть и волосок там приклеить. Ну, мы, может, один какой раз так и сделали, потом перестали, – смеется бывшая проводница. – А контрабанду всю пограничники находили, пока мы колеса в Бресте меняли. Первый год поляки золото пытались провозить – в туалете у труб пластилином залепливали. И у женщин находили, гинекологов вызывали.
Однажды бригаду за успешную работу премировали путевкой в Сочи. Там Мария познакомилась со своим мужем-армянином из городка Гантиади. Пошла сдавать босоножки в ремонт, где его дядя работал, и он там оказался.
– Потом мы встречались урывками: когда я в Сочи приезжала, Грач тоже, – вспоминает пенсионерка. – Один раз даже милиция забрала его, когда из вагона выходил. Тогда строго было: думали, что мандарины нам принес везти как контрабанду. Даже нашему бригадиру пришлось вмешаться.
Встречались год, звонили друг другу, а потом, когда Мария была в Берлине, Грач приехал в Хотыничи свататься.
– Не знаю, о чем они там говорили. Отец был против, мама тоже. Но я сказала: или за него выйду, или ни за кого. Молодая была, сейчас бы так уже не поступила. Свадьбу делали и здесь, и в Гантиади. Там у них, правда, брак регистрировали только когда ребенок рождается, но я сказала: не бывать такому.
Ради мужа Мария даже уволилась с работы: проводницей ей в семейном положении быть не хотелось.
– Муж дома, а ты неизвестно где. Пассажиров много, среди них мужчины. Кто же тебе поверит, что ни с кем не флиртуешь? Скандалов не хотела, – объясняет она. – Хотя мне и говорили в вагонном участке: уйди в отпуск на время, кто знает, что там впереди.
После свадьбы молодожены уехали жить в Гантиади.
– Причем я сразу сказала: поживу у вас только чтобы показать, что у мамы твоей невестка есть. Но потом надо переезжать в Минск. Там же знаете как: крик, скандал, мужчины бегали, а жена сидит с ребенком. Гулящие, короче. А здесь они нормальные мужья.
Но брак продержался лишь около года. Грач все-таки не захотел жить в Минске, а Мария – в Гантиади. Она к тому времени уже вернулась домой, потому что была беременна.
– Развелись мы уже после рождения сына Сергея, – рассказывает собеседница. – Правда, Грач приезжал потом часто увидеться с сыном. Помогал и деньгами, хоть на алименты я не подавала. Сначала тысячу прислал, потом две с половиной: это большие деньги были. И мы к ним в гости ездили, нормально встретили они нас. Но возвращаться я уже не думала.
Всю последующую жизнь Мария Ильинична отработала в железнодорожных кассах – сначала кассиром, а потом администратором. Тут тоже случалось всякое – например, при сдаче выручки в банк:
– Наташа сделала сумку рублевую, а я валютную. Запечатала, положила, зажала. Забрали инкассаторы, штамп поставили и поехали… Возвращаюсь в кассу – что за напасть? – деньги лежат на окне, валюта. Я выскакиваю, машу, кричу. Дядька какой-то навстречу: «А что они у вас украли?» – «Да ничего не украли, – говорю. – Наоборот – свое оставили».
Кассиры тут же позвонили в банк и сообщили, что инкассаторы везут пустую сумку.
– Мы как начали хохотать с Наташей! А их начальник говорит в трубку: «Повтори еще раз» – и сам хохочет. Ну, само собой, вернулись они, распечатали сумку, положили туда деньги. Я их, наверное, просто забыла чисто на автомате. А если б, думаю, ушла закрыла – вором бы сделали да в тюрьму еще посадили.
Как только подошел пенсионный возраст, Мария Ильинична уволилась и уехала в Хотыничи – ухаживать за мамой, которая сейчас почти ничего не видит.
– Меня уговаривали поработать еще хоть несколько лет, – говорит железнодорожница. – Но я если решила, то уже все. Маме потому что пообещала, что приеду. У нее катаракта и глаукома: пропустили момент, когда можно было сделать операцию. Здесь, конечно, и брат, и братовая живут в деревне, но это не то. У них своя семья, а нужен постоянный уход.
К тому же хотелось так и детям помочь, «свинку какую выгодовать» – сыну Сергею с невесткой и внуку Максиму. И не зря, тем более в нынешнее время.
– Сергей попал на госработе под сокращение, теперь ремонтирует людям квартиры. Один раз ездил куда-то за Москву. Повезли их, паспорта забрали, положили спать на картонных коробках… А работы нет, и назад не вернешься – без паспорта билет купить нельзя. Хорошо, что железная дорога с нами дружит, передали ему билет с проводницей. А двое других парней так там и остались – родителей у них нет, помочь некому.
Бывшая проводница элитных поездов живет в Хотыничах уже восемь лет. У нее много дел по хозяйству: натопить печь и грубку, покормить живность – поросенка, 5 уток, индюшку, 9 кур и петуха.
– Петух, правда, плохой – не на тех бросается, – жалуется хозяйка. – На индюшку одно время лез, но та ему быстро показала что к чему. Так он теперь на уток повадился. А недавно коршун стал охотиться – одну курочку уже уволок, не уследила.
Теперь вот надо будет к посеву готовиться, грядки вскапывать, картошку на семена отобрать. Скоро трава пойдет – значит, косить потребуется.
– Первое время было как-то легко. А теперь уже нет, запал прошел: если бы не помощь брата, не выдюжила бы. Мужчина потому что здесь должен быть. А то вон наняла парня одного сарай построить, так он мне пагоду какую-то китайскую сделал. Почему женщины в деревне и не разводятся, даже если мужик пьет. Иначе вся эта работа тяжелая на нее ложится.
Мария Ильинична думает еще когда-нибудь вернуться в Минск. Хотыничи – деревня большая, одних магазинов 7 штук. Но жить здесь скучно, признается железнодорожница. Одни пенсионеры, молодых нет.
– По вечерам телевизор смотрю, в основном сериалы – «Морские дьяволы», «Менты», «Суд». Каналов много, я «Залу» подключила. Читаю детективы Устиновой, вяжу картину с оленями по журналу. Лампу недавно подарили беспроводную – удобно, розетки не надо, куда хочешь, туда ее и понес.
В общем, неспешно, размеренно течет здесь время. Тем радостней и веселей становится в хате, когда бывают в гостях родные, дети.
– Максим тут летом, любит он в деревне. Вот смолячков из печки наложил на окошко, сказал, пусть лежат, пока я не приеду… – светло улыбается Мария Ильинична.
Текст: Владимир СТАТКЕВИЧ Фото: Дмитрий БРУШКО | 
